Дети.

[nemnogo-nervno]

Когда-то давным-давно (этим летом, на самом деле) я потихоньку кропала рассказы про оказавшихся без особых сил в Мидгарде скандинавских богов.
Сейчас посмотрела, поредактировала, и мне даже самой понравилось.) Просто без этого - отрывок? зарисовка? - картина, ящитаю, будет неполной.

Дети


Хель возилась в бумажках. Она ненавидела эту работу так, как не ненавидела ничто и никого до этого. От, собственно, мертвецов её удалили после того, как она ненароком удивила и испугала многих коллег до икоты умением узнавать, как умер тот или иной человек. Взглядом. Сквозь крышку гроба. Штат резко сократился, её же перевели.
Ужасно. И за что она её терпит?! Ах да, братья. И ещё отец, к которому на какие-то шиши надо ездить в гости, а то подсунет с ясными глазами какую-нибудь раздолбанную «девятку», которая посреди дороги обратится в дракона. Нельзя сказать, чтобы Лофт никогда не впадал в отчаянье, скорее он каждый раз делал это очень и очень по-разному. Сегодня, попытавшись зайти в почту, Хель с радостью обнаружила, что сайт обрушен, вернее, на главной странице лежит особо головоломная задача из раздела высшей математики, но, что характерно, если даже ты её решишь, в вожделенный ящик тебя не пустят, а весело оповестят на полстраницы, что даже завидуют — вон, вовсю говорят про ускорение темпа современной жизни, а у некоторых идиотов хватает времени и терпения, чтобы дойти сюда. Там ещё какие-то фишки наверняка спрятаны, но девушка особо не вникала. Спустя полмесяца позвонит и спросит, как ей это понравилось, но пока отца лучше не беспокоить.
Фенрир - за Фенрира можно не волноваться. Он хоть и перебивается с хлеба на воду, а с хлеба и воды — на шампанское с чёрной икрой, так как количество заработка у него крайне переменчиво, зато у брата хоть есть более-менее постоянное место жительства, а значит, деньги можно просунуть под дверь, спасая волка от голодной смерти. Главное, чтоб кто другой не спёр до того.
А Ёрмунгард сейчас, наверное где-то у берегов Азии. Он очень, очень давно не оборачивался, хорошо хоть не такой здоровенный, как в легендах рассказывают. Но по ящику ничего о нём не говорили, так что тоже можно быть спокойной. Наверное.
Тут губы Хель расплываются в улыбке. Как же, как же! А документалки про чудовище Лох Несс, что регулярно стряпают?! Тут девушка себя одёргивает. Нельзя так громко смеяться, пора закусить губу, вон, смертные уже оглядываются. И вообще - она старшая. А Змей, как-никак, подвергал себя опасности. Но - ушёл оттуда.
Эх, и как он там? Среднего брата Хель любила так же сильно, как и Фенрира с папой. Если не сильнее.

***
Запах рыбы. Ёрмунгард всегда безошибочно приходил на запах рыбы на берегу. К рыбацким посёлкам.
Ему опять повезло. Детишки играли с ним, а взрослые с опаской и уважением приносили еду. Здесь умели уважать драконов. И сейчас хорошо, что умеют.
Красивое слово — дракон. Жалко, что его называют так только здесь, в Азии. Ещё здесь не пытаются побить, а это ощутимый плюс.
В этом посёлке его любят. Даже жалко, что придётся покинуть их. Они такие смешные и маленькие. А ещё хорошие.
Просто потом придёт «телевидение». И «учёные». Будет погано. Ну их.
Может, всё-таки стоит научиться говорить по-людски? Но для этого надо оборачиваться. Не хочу. Лень.
Да в конце концов, мне и так хорошо! Много нового увидел. Люблю воду. А материк — ну что материк?

Сестра бы сейчас сказала, что мне вредно так долго находиться в обличье змея — мол, мысли упрощаются, инстинкты руководят мною чаще, чем логика... Не хочется её огорчать. Эти люди почти не верят в чудеса — так покажу им настоящего оборотня!

***

Последний мазок — и картина закончена. Отключаться от постороннего шума Фенрир научился быстро. Иначе ведь нельзя бы было работать.
Тут ему нравилось. Громко, молодо, пьяно, весело. Неудобно, конечно, и деньги есть не всегда (правило: есть что-то — делим на всех), но так ли уж нужны они? Деньги — прах, искусство — вечно.
Ну, волк не был уверен, что то, что они творят, есть именно искусство... Для них это было красиво. А значит — хорошо.
Даже от набросков Ольги всегда становилось теплей, а потому к ней Фенрир ходил чаще всего. Играл ей на гитаре, свои картины показывал, правда, для неё они были все слишком мрачными. Тёплый чай и осень в окна.
Здесь все умели всё что угодно, если это хоть немного относилось к творчеству. Пашка заливал, что даже мыть посуду теперь — арт-инсталляция. Фенрир острил, что гора грязной посуды есть единственный объект такого типа в доме.
Вот и он — играл, хрипло (хотя ей нравилось) пел, художничал. Последнее было делом волчьей жизни. Он пробовал записывать свои переживания, но всегда получалось, на его взгляд, глупо и сумбурно, так что писателем стать не пытался. И не показывал вышедшее никому.
Ему всегда казалось, что Хель слишком серьёзно ко всему относится (жизнь вообще — игра, как её можно воспринимать как убийственно значимую?). Правда, если они с Ольгой хотят расписаться (что презиралось здесь), нужно действительно идти работать. Или хотя бы научиться продавать свои полотна.
Ольга его — необыкновенная. Фенрир называет её «Хельгой» и не даёт никому тронуть и пальцем. А ещё скоро они обязательно поженятся и будут жить в отдельной квартире. Всё будет так же, только лучше: долгие прогулки вместе, кофе на двоих, гитара и картины-картины-картины, ночные крыши, бой гитары под дождём, счастье.
Свой секрет он ей однажды, немножко выпив, раскрыл, но Ольга в ответ только рассмеялась. «Заливаешь, брат!». А впрочем, оно и к лучшему.